© Михаил Талесников

Т Я Ж Е С Т Ь      В Е Н К А

            Я ветром исхлёстан
            до самых костей
            на бензопогоста
            колонке-кресте,
            где в горла машин
            заливаю бензин
            в одной из больших
            моих каторжных зим.

            А где-то вдали,
            как дымящийся факт -
            и теплый залив
            и горячий асфальт,
            и ног на песке
            остывающий след,
            чужих, не в тоске
            убывающих лет.

            Сквозь солнца восход,
            и зенит, и закат,
            и времени ход,
            что изогнут, покат,
            плести и упорно -
            не свить и в века,
            из лавра и тёрна
            тяжесть венка.

      1984, Сleveland, USA.

У     Л Ь В О В С К О Г О     Т Р О Л Л Е Й Б У С А

            Нет ничего грустнее одиночества.
            В нем пребывая, словно не живешь.
            У львовского троллейбуса пророчество
            меня нашло, как арестанта вошь.

            У арестанта тело лишь изъедено,
            ее он давит, в робе копошась.
            Моя же им до атома последнего
            давно навеки съедена душа.

            В одежде элегантной и изысканной,
            и ладно раздобревший в рост и ширь,
            свой бьюик водит россиянин исконий
            среди других - но полый, без души.

      1974-75, Cleveland, USA.

В Е Х И

            Тех, кто ходят иными вехами,
            ты судьбой своей не вяжи.
            Мы сюда умирать приехали,
            а мне раньше чудилось - жить.

            Пренебрег звезды моей знаками -
            не к искусствам, к рулю прильнул,
            что вертел и дорог изнанками,
            вот его я и довернул.

            От рубиновых в отдалении,
            барски, как и не снилось мне,
            пребывая в труде и лени я
            существую-живу в стране,

            где такое же небо синее,
            и такие же соль и хлеб -
            только нищим стал без России я,
            без нее стал и нем, и слеп.

            Лжем себе - мол, из сердца вынули
            грусть-тоску по родной стране.
            Вот и сроки давно все минули -
            все, далекая, снится мне.

            Мне бы в ней, погруженной в горести,
            полнить словом призывным стих -
            не о веке вражды и корысти
            строчки розовые плести.

            Мне бы в ней за иную, новую,
            духом, мозгом, костьми бы лечь -
            не суетностью бестолковою
            лет остатки бесцельно жечь.

            Переменчивая, капризная,
            хоть и мудрой порой кажись,
            ты, чью суть только нынче вызнал я -
            ты меня обманула, жизнь.

      1973-74, Cleveland, USA.

            Моей жене, совершившей поездку из Польши,
            где гостила у друзей, в бывший СССР,
            город Одессу, на могилу отца,
            в купированном вагоне поезда
            "Варшава-Одесса-Варшава".

Б Е С С О Н Н И Ц А

            Ты едешь с Востока на Запад,
            над поездом мрачная ночь.
            Состава тяжелый запах
            и ветру не превозмочь.

            И быт твой вагонный страшен,
            особенно утром, в рань,
            затем, что сегодня "рашен"
            для слуха не слово - брань.

            Изысканная одежда,
            заокеанский вид -
            лишь призрачная надежда
            на невозможность обид.

            И лица как на иконах,
            но царствует беспредел.
            И совести нет законов,
            и разума нет идей.

            Найдется ли, кто осудит
            познавших все виды бед?
            В России добра не будет,
            в ней правды искони нет.

            И даже достигнут люди
            самых дальних планет,
            Россия в нужде пребудет,
            в междоусобиц огне.

            Чем жизни короче тени,
            тем к вечности ближе путь.
            Должник я и пленник темы
            однажды стеснившей грудь.
            ..................................................
            ..................................................
            Бессонница, ты не рядом,
            и жизнь без тебя пуста.
            И тяга к стихам - бравада,
            влечет белизна листа.

            И ими себя я занял,
            чтобы унять тоску,
            что исподволь жжет и ранит
            до яростной дрожи скул.

            Но гранильщику слова,
            и ненавистнику лжи,
            легка ли, или сурова -
            ты мне подходишь, жизнь.

            Вот почему, турбины,
            кричу - покорите даль,
            возвратите любимую,
            которую Бог мне дал!

      1992

Р А М Ы     О К О Н

            Пусть перед глазами вертятся
            рамы окон, диск луны -
            мы с тобой в созвездьях встретиться
            неминуемо должны.

            В жизни, что была подарена
            Богом, нам не суждено -
            я полуночи испарины
            холодом пронзен давно.

            Вот уже через широкую
            Лету мчит Харон, гребя,
            бросившего одинокую,
            беззащитную тебя.

            Вдоль и наискось галактики,
            разницу узнать спеша
            заповедей, жизни практики,
            мечется моя душа.

            Ей чрез дали-расстояния
            световых морозных лет,
            виден первого свидания
            наших ног в парадном след.

            Слышен голос строгий матери,
            призывающей домой
            дочь от рук ее искателя,
            плоти девичьей самой.

            Бесконечно мироздание -
            души, каясь и винясь,
            навсегда придут к познанию
            Бога, с Ним постигнут связь.

            Пусть перед глазами вертятся
            рамы окон, диск луны -
            мы с тобой в созвездьях встретиться
            неминуемо должны!

    1997

П А М Я Т И   Л И Т Е Р А Т О Р А *

            Ты меня ударила под выдох
            новостью своей, шальная жизнь -
            Умер, умер Павел Леонидов,
            тополинный пух над ним кружит...

            Вот лежит он, утопая в розах,
            с сердцем разорвавшимся в груди.
            Слышишь там, в Одессе, Дима Козак -
            на поминки к другу заходи!

            Заходите все кто чтили, знали
            в той России, что осталась там,
            над которой не свободы знамя -
            антихристов знамя без креста.

            Смерть сшибает в лица нам не глядя,
            и друзей все уже, уже круг.
            Помяните и Вы, Марина Влади,
            друга, что был барда брат и друг.

            Ах, шагает по земле Косая
            старых, зрелых, юных - всех разя,
            невзначай косы клеймя касаньем,
            и остановить ее нельзя.

            Ты меня ударила под выдох
            новостью своей, шальная жизнь.
            Умер, умер Павел Леонидов -
            Тополинный пух над ним кружит...

      1984

            * Павел Леонидов - поэт, автор известной песни "Тополинный пух".

Н А Ш А     З В Е З Д А

            Мы шли от Тэйлора по Сидору,
            взбиралось солнце в неба высь,
            и вдруг прелестнийших увидели
            миссис и крошечную мисс.

            Мисс оказалась дочкой малою,
            забавной, шустрой, развитой,
            той миссис, что пленила шалою
            нас лучезарной красотой.

            И грациозны и легки были
            движения ее и стан.
            И что они с Востока прибыли
            пропели нам ее уста.

            Мы были просто очарованы
            певучестью ее же фраз,
            ресниц ее длиной, линованных
            бездонностью ее же глаз.

            Улыбкою ее доверчивой,
            особенной в ее красе.
            Открытым взглядом, опрометчиво
            сиявшим солнечно и всем.

            И чувств ее учившим грамоте,
            и не провидившим беду...
            Такою сохраним мы в памяти
            российскую, нашу звезду.

      1996, Cleveland

            * трагически погибла от руки убийцы.

П И С Ь М О

            Ты на меня не злись,
            я совсем не виновен.
            Просто такая жизнь
            хмурит обидой брови.

            Не полагай, что я,
            в сердце ее упрятав,
            перед ложью стоял
            безответным солдатом.

            Жёг ее, только ржа
            лжи не горит как вата.
            Да и что тот пожар?
            Все одновластьем смято.

            Вдумайся в это ты,
            и не суди сурово.
            Правда? Добро? - мечты
            крови, еврейской крови.

            И далеки рубежи
            лжи, и длинны ее руки.
            Неподневольно жить
            внуков не смогут внуки.

            Грусти стирать нам слизь
            с сердца, сестра, не внове.
            Ты на меня не злись,
            я совсем не виновен.

      1941 г.
      2-й Киевский автотранспортный полк.

П И С Ь М О
А Л Е К С А Н Д Р У     Т В А Р Д О В С К О М У

            Товарищ Твардовский,
            я страшно взволнован,
            не хочется верить,
            что все это так -
            узнал я, что Вы
            по тропинке терновой
            в есенинский вдруг
            зачастили кабак.

            Что Вы, позабыв
            о сраженье в болоте,
            что шло за простую
            деревню Борки
            и Теркина стойкость
            прославило, пьете -
            Вам небо не мило,
            надежды горьки.

            Узнал я, что выселив
            к дьяволу музу,
            что другом Вам верным
            военным была,
            себя загрузили Вы
            градусным грузом,
            и тяжесть его Вас
            к себе прибрала.

            Товарищ Твардовский,
            не надо, не надо,
            ведь власти не вечны,
            нам дороги Вы -
            живущим, творящим
            в стране безотрадной,
            стоящей на наших
            костях и крови.

            Россия, Россия,
            не кара ли это,
            что правит страной
            как и некогда царь,
            но новых династий,
            с партийным билетом
            в нагрудном кармане -
            ЦК Секретарь.

            Россия, Россия,
            и новость ли это,
            что тяжесть конфликтов
            и горечь утрат,
            которого вновь
            Гражданина-Поэта
            над рюмкой склоняет
            с утра до утра.

            Склоняет-роняет
            и ниже и круче -
            есенинской, грустной
            тропою идут
            сыны ее в гибель
            и Вы, из них лучший -
            уйдите из липких
            и злых ее пут!

            Товарищ Твардовский,
            не надо, не надо,
            сражайтесь - мы с Вами,
            мужайтесь - ведь Вы
            наш разума луч,
            наш пароль в этом аде
            застенков, террора,
            и лжи, и крови!

      1969.